- Боже, чем я думал. Чем я только думал, - бормочет Робеспьер, закрывая лицо руками и мерно раскачиваясь. Он не слышит себя, не понимает, что говорит вслух. В его мыслях снова и снова мелькают сцены.
- Он не открывается! Он не открывается! Мама! Мамочка! - Открывай запасной! Немедленно! Слышишь?! Он здесь! На меня смотри! Здесь!
Машина скорой, запах медикаментов с тошнотворной примесью крови. "Открытый перелом обеих ног. Гиповолемический шок. Начинаем переливание".
- Чем я думал... - Доигралась, - мрачно говорит Балька. - Добаловалась. Кармен, блин. Артистка погорелого театра. Соблазнительница хренова. - Да кто ж знал, что так выйдет, - вступается за подругу Напка. На душе у нее неспокойно. Это она сказала Робу про их пари. Очень не хотелось проигрывать, а этот молчаливый хладнокровный хмырь, из которого и слова человеческого не выдавишь, взял и поплыл. Улыбался, как придурок, прибегал на малейший зов, разве что хвостом не вилял перед Гамлетессой. Даже на работе ее прикрыл, когда она сваляла дурака с этим заказчиком-извращенцем, все на себя взял. Быстро оправившаяся после случившегося Гамлетесса потом рассказывала, мечтательно сияя глазами:
Он ему: - Ты вообще кто такой? А Роб его так раз! - за воротник, два! - об стену, три! - в живот. И в нос, и по шее. Потом так поднимает ему голову за волосы и прямо в лицо: - Тот, кто может перечислить тебе номера всех статей уголовного кодекса, которые ты нарушил. А вы говорите: тормоз!
Робеспьер сначала не поверил. Насмешливо скривил губы, посмотрел на ее как на мерзкое ползучее насекомое. Этого уже Напка снести не могла. Сунула ему под нос договор, по пьяни накатанный ими помадой на салфетке, где цена ему - одна сумочка Prada из ограниченного выпуска. Он, видимо, признал почерк, потому что договор вырвал, смял, швырнул в мусорку и вышел, хлопнув дверью, так что окна звякнули. А на следующий день как ни в чем не бывало позвал Гамлетессу прыгать с парашютами.
- Любовь, как парашют, - говорит он каким-то странным замороженным голосом. Его пальцы пробегают по креплениям, он что-то дергает, подтягивает, проверяет в ее снаряжении. - Ты знаешь, что падаешь, но ничего не боишься. Ты доверяешь, не прячешься за маски, не скрываешь слабостей, ни на секунду не задумываясь о том, как горько будешь жалеть о каждом откровенном слове, каждом порывистом поступке. И больше всего о том единственном шаге, который отделял тебя от пустоты и который ты сделал по собственной воле. - О чем ты? - спрашивает Гамлетесса. Она уже знает о чем, но чувство, которое охватывает ее - это не стыд разоблачения, это страх, леденящий душу ужас. Она теряет его, с каждым словом он уходит все дальше и дальше. Хочется схватить его за руки, эти спокойные твердые руки, надежные, как основание мира, твердить, что все не так. Но все именно так. - На минимальной безопасной высоте автоматически срабатывает запасной парашют, - говорит он. - Но это весьма условная безопасная высота. Не для новичков. Не хочешь проблем - делай, как сказал инструктор, - и, помолчав, добавляет: - Если раскроешь парашют после меня - я дам тебе шанс все объяснить. И он идет в сторону самолета. - А если раньше тебя? - спрашивает его в спину Гамлетесса. - Тогда я подарю тебе эту дурацкую сумочку.
- .. уже вне опасности. Все жизненные показатели в пределах нормы. Никаких необратимых повреждений. Скоро придет в себя. Можете зайти, если хотите. Они подрываются, но Робеспьер оказывается у двери первым. - Только я, - говорит он не принимающим возражения тоном и закрывает дверь у девушек перед носом. - Прощайся со своей сумочкой, Напа, - говорит Балька с каким-то мрачным удовлетворением. - Да пусть подавится, - с явным облегчением отзывается ее подруга.
- Ты здесь. - Ты идиотка. - Ага. Это потому, что я люблю тебя. - Вдвойне идиотка, - обессиленно шепчет Робеспьер и прижимается губами к ее рукам. - Прости меня. Прости, пожалуйста. Прости. Я так виноват.
-
-
18.08.2014 в 21:26- Боже, чем я думал. Чем я только думал, - бормочет Робеспьер, закрывая лицо руками и мерно раскачиваясь. Он не слышит себя, не понимает, что говорит вслух. В его мыслях снова и снова мелькают сцены.
- Он не открывается! Он не открывается! Мама! Мамочка!
- Открывай запасной! Немедленно! Слышишь?! Он здесь! На меня смотри! Здесь!
Машина скорой, запах медикаментов с тошнотворной примесью крови. "Открытый перелом обеих ног. Гиповолемический шок. Начинаем переливание".
- Чем я думал...
- Доигралась, - мрачно говорит Балька. - Добаловалась. Кармен, блин. Артистка погорелого театра. Соблазнительница хренова.
- Да кто ж знал, что так выйдет, - вступается за подругу Напка.
На душе у нее неспокойно. Это она сказала Робу про их пари. Очень не хотелось проигрывать, а этот молчаливый хладнокровный хмырь, из которого и слова человеческого не выдавишь, взял и поплыл. Улыбался, как придурок, прибегал на малейший зов, разве что хвостом не вилял перед Гамлетессой. Даже на работе ее прикрыл, когда она сваляла дурака с этим заказчиком-извращенцем, все на себя взял. Быстро оправившаяся после случившегося Гамлетесса потом рассказывала, мечтательно сияя глазами:
Он ему:
- Ты вообще кто такой?
А Роб его так раз! - за воротник, два! - об стену, три! - в живот. И в нос, и по шее. Потом так поднимает ему голову за волосы и прямо в лицо:
- Тот, кто может перечислить тебе номера всех статей уголовного кодекса, которые ты нарушил.
А вы говорите: тормоз!
Робеспьер сначала не поверил. Насмешливо скривил губы, посмотрел на ее как на мерзкое ползучее насекомое. Этого уже Напка снести не могла. Сунула ему под нос договор, по пьяни накатанный ими помадой на салфетке, где цена ему - одна сумочка Prada из ограниченного выпуска. Он, видимо, признал почерк, потому что договор вырвал, смял, швырнул в мусорку и вышел, хлопнув дверью, так что окна звякнули. А на следующий день как ни в чем не бывало позвал Гамлетессу прыгать с парашютами.
- Любовь, как парашют, - говорит он каким-то странным замороженным голосом. Его пальцы пробегают по креплениям, он что-то дергает, подтягивает, проверяет в ее снаряжении. - Ты знаешь, что падаешь, но ничего не боишься. Ты доверяешь, не прячешься за маски, не скрываешь слабостей, ни на секунду не задумываясь о том, как горько будешь жалеть о каждом откровенном слове, каждом порывистом поступке. И больше всего о том единственном шаге, который отделял тебя от пустоты и который ты сделал по собственной воле.
- О чем ты? - спрашивает Гамлетесса. Она уже знает о чем, но чувство, которое охватывает ее - это не стыд разоблачения, это страх, леденящий душу ужас. Она теряет его, с каждым словом он уходит все дальше и дальше. Хочется схватить его за руки, эти спокойные твердые руки, надежные, как основание мира, твердить, что все не так. Но все именно так.
- На минимальной безопасной высоте автоматически срабатывает запасной парашют, - говорит он. - Но это весьма условная безопасная высота. Не для новичков. Не хочешь проблем - делай, как сказал инструктор, - и, помолчав, добавляет: - Если раскроешь парашют после меня - я дам тебе шанс все объяснить.
И он идет в сторону самолета.
- А если раньше тебя? - спрашивает его в спину Гамлетесса.
- Тогда я подарю тебе эту дурацкую сумочку.
- .. уже вне опасности. Все жизненные показатели в пределах нормы. Никаких необратимых повреждений. Скоро придет в себя. Можете зайти, если хотите.
Они подрываются, но Робеспьер оказывается у двери первым.
- Только я, - говорит он не принимающим возражения тоном и закрывает дверь у девушек перед носом.
- Прощайся со своей сумочкой, Напа, - говорит Балька с каким-то мрачным удовлетворением.
- Да пусть подавится, - с явным облегчением отзывается ее подруга.
- Ты здесь.
- Ты идиотка.
- Ага. Это потому, что я люблю тебя.
- Вдвойне идиотка, - обессиленно шепчет Робеспьер и прижимается губами к ее рукам. - Прости меня. Прости, пожалуйста. Прости. Я так виноват.